После того, как были взяты Ростов и Таганрог, Южный фронт Красной армии был разбит на два фронта - Юго-Западный и Юго-Восточный. Задача Юго-Западного фронта – охрана побережья Азовского моря, наступление на Крымский полуостров и наступление в глубь Правобережной Украины. Командующий фронтом А.И. Егоров, члены РВС И.В. Сталин, Р.И. Берзин, начальник штаба Н.Н. Петин.
Задача Юго-Восточного фронта – завершение разгрома войск Деникина. Командующий фронтом В.И. Шорин, члены РВС И.Т. Смилга, В.А. Трифонов, С.И. Гусев, начальник штаба С.А. Пугачев. 1-я Конная армия была передана в подчинение Юго-Восточного фронта.
Главком Реввоенсовета С.С. Каменев, в соответствии с указаниями В.И. Ленина, разрабатывает операцию по овладению нефтяными месторождениями Грозного, т.к., кроме угля, страна остро нуждалась и в нефти. Кроме того, стояла задача - не дать Белой армии уйти в Крым из Новороссийска.
В соответствии с поставленными задачами, 16 января 1920 года Юго-Восточный фронт переименовывается в Кавказский с прежним руководством. В составе фронта входили общевойсковые армии: 8-я, командующий Г.Я. Сокольников; 9-я – И.П. Уборевич, 10-я – А.В. Павлов, 11-я – М.И. Василенко; 1-я Конная армия - С.М. Буденный и Сводный конный корпус - Б.М. Думенко. Фронт насчитывает 48,5 тыс. штыков, 20,6 тыс. сабель, 2400 пулеметов, 512 орудий, 10 бронепоездов, 10 самолетов.
Кавказскому фронту противостояли ВСЮР А.И. Деникина, начальник штаба И.П. Романовский. В составе ВСЮР: Добровольческий корпус – командующий А.П. Кутепов; Донская армия – В.И. Сидорин; Кубанская армия – В.Л. Покровский, позже А.Г. Шкуро и С.Г. Улагай, войска народов Северного Кавказа. Всего в ВСЮР свыше 53 тыс. штыков, 60 тыс. сабель, около 2 тыс. пулеметов, свыше 450 орудий, 18 бронепоездов, 31 бронемашина, 8 танков, 96 самолетов.
Сравнивая составы Кавказского фронта и ВСЮР видно, что ВСЮР особенно превосходили в количестве самолетов, сабель, т.е. кавалерии. Но моральный перевес был на стороне Красной армии, успешно проведшей ряд операций по разгрому белых войск.
После захвата Красной армией Ростова и Таганрога линия фронта ВСЮР проходила: по левому берегу Дона от Азовского моря до станицы Романовской, отклоняясь далее к востоку. Правую сторону Дона занимала Красная армия.
В этих условиях Конармии ставится задача форсировать Дон на участке Батайск - Ольгинская и выйти на линию Ейск – Старо-Минская – Кущевская. Но решить эту задачу не удается. Как отметил Буденный: «1-я бригада 6-й кавалерийской дивизии, переправившаяся на левый берег Дона по железной дороге, вынуждена была вернуться назад, так как с наступлением оттепели и дождей болотистая местность на левом берегу Дона стала совершенно недоступной для кавалерии. На левом берегу, против Батайска, остались лишь два бронепоезда с небольшими подразделениями пехоты».
Весь январь части Красной армии, в том числе и 1-я Конная армия, согласно приказу командарма Юго-Восточного фронта, пытались форсировать Дон и выйти к Батайску. Но разобщенность действий, недостаток сил, плохие погодные условия не позволяли выполнить задачу.
Попытки прорвать оборону в других местах также терпят неудачу.
24 января 1920 г. выходит директива Главкома.
№ 68/ш 24 января 1920 г. 0 час. 40 мин.
Обстановка сегодняшнего дня, при которой частям 21 ди¬визии удалось занять Манычскую, что равносильно началу прорыва линии Маныча, лишний раз подчеркивает правиль¬ность моей мысли - развивать сейчас главный маневр на фронте 9 армии и с этого же фронта нанести удар конной группой.
Приказываю: обеспечение фронта Новочеркасск-Синявская возложить на 8 армию, усиленную 9, 12 стрелковыми дивизиями и одной из основных конных дивизий, входящих в состав Конной армии Буденного, остальные силы Буденного быстро перекинуть в район Константиновская - Раздорская, где объединить командование всех частей конницы Думенко и Буденного под начальством командарма Буденного, уси¬лить его одной пехотной дивизией и нанести решительный удар в общем направлении на Мечетинскую, с целью выхода конной группы во фланг и тыл противнику, собравшему луч¬шие свои части на фронте Новочеркасск-Синявская. Пере¬броска частей конницы Буденного должна быть произведена форсированными маршами.
О получении директивы и об исполнении донести.
Главком С. Каменев Член РВСР Курский НаштаРВСР Лебедев
Но удачно построенная оборона армии Деникина не позволяет Красной армии выполнять поставленные задачи. Эти неудачи войск вынудили Главкома С. Каменева издать новую директиву.
№ 559/оп 3 февраля 1920 г. 14 час. 05 мин.
Боевые действия объединенной конницы правого фланга фронта 1 февраля снова не увенчались успехом, так как не были вовремя поддержаны пехотой 8 и 9 армий.
Приказываю прекратить частные атаки, выработать новый план удара силами всего фронта, перегруппировав войска так, чтобы удары наносились сосредоточенными силами и были бы хорошо согласованы по времени и направлению для достижения общей поставленной задачи. Обратить особое внимание, чтобы то же было строго проведено в армиях по отношению входящих в них дивизий. Примите все меры к скорейшему приведению армий фронта в порядок, предста¬вив ваши соображения о плане действий и времени, когда можно снова перейти к активным действиям.
Главком С. Каменев Член РВСР Курский Наштаревсовета Лебедев
Как вспоминал Буденный, в эту трудную минуту он обратился к В.И. Ленину с письмом (стиль и орфография сохранены):
«С.М. Буденный - В.И. Ленину
1 февраля 1920 г.
Станица Багаевская Р[остов] Дон.
Глубокоуважаемый Вождь Владимир Ильич!
Простите мне зато что обращаюс к Вам с этим письмом. Я очен хочу лично Вас видит и приклонится перед Вами как Великим Вождем всех бедных Крестьян и Рабочих. Но дела фронта и банды Деникина мешают мне зделат это. Я должен сообщит Вам тов. Ленин что конная армия переживает тяжелое время еще некогда так мою конницу не били, как побили тепер белые, а побили ее потому что командующий фронтом поставил конную Армию втакия условия что она могла погибнут совсем. Мне стыдно Вам об этом говорит, но я люблю конную Армию но еще больше люблю Революцию а конница еще очен нужна Революции. Командующий фронтом тов. Шорин вначале поставил конницу в болото Дона и заставил форсироват р[еку] Дон противник этим воспользовался и чут было не унечтожил всей коннице а когда я Реввоен Совет потребовали чтобы изменит направление конной армии тов. Шорин лешил вверенною мне армию пехоты он передал две пехотных дивизии 8-й армии, а конная армия была брошена одна на противника и вторично была силно помята. За все мое командование подобных печалных явлений не было. А как только Шорин получил право распоряжатся вверенной мне армию так и полелис несчастя. Еще 26-го октября 1919 года когда я был в подчинении в тов. Шорина он №64 мне дал задачу которая была вредна нам и полезна противнику тогда я по телеграфу ему об этом сказал и он наверно обидился и за помнил а тепер все это отражается на общем нашем Революционном деле. А также и сейчас получил задачу но сегодня разбит противника и продвинутся вперед на 60 верст а соседние армии стоят согласно приказа на месте и тем самым дают возможност противнику снимат свои части с фронта и брасат их против конной армии. Это явное прыступления. Прошу обратит Ваше внимание на это и защетит красною конною Армию и другие армии понапрасно гибнущие от такого приступного командования.
Крепко жму Вашу руку
С тов. приветом
Командарм 1 конной Буденный»
Кроме того, Буденный и Ворошилов отправились в Ростов, где Главкому Каменеву предоставили доклад о положении дел.
Член РВС конармии Е.А. Щаденко порекомендовал С.М. Буденному связаться со И.В. Сталиным, который находился в Курске. Это удалось сделать. Сталина попросили доложить о положении дел в конармии Ленину, а также поспособствовать снятию с должности Шорина и прибытия в РВС фронта Орджоникидзе. Сталин ответил, что еще неделю назад он добился снятия с должности Шорина, и будет настаивать на немедленном выезде на фронт Орджоникидзе.
4 февраля командующим Кавказским фронтом вместо В.И. Шорина назначен М.Н. Тухачевский. В своих приказах о наступлении Тухачевский требует наступление начинать одновременно всеми наличными силами, не ослабляя себя излишними резервами. Действовать плотными ударными группами.
Предшествующие неудачи подорвали боевой дух армии. Пехота Красной армии была деморализована, на грани этого стояла конная армия С.М. Буденного и сводно-конный корпус Б.М. Думенко.
Буденный отмечал: «Вследствие быстрого продвижения боевых частей, особенно на фронте 9-й и 10-й армий, тыловые учреждения отставали, а некоторые вообще потеряли связь со своими войсками. Железнодорожный транспорт на юге страны был почти полностью разрушен. Он не мог обеспечить не только переброску пополнений для армий, но даже и подвоз крайне необходимых боеприпасов. Ко всему этому район боевых действий был окончательно разорен и охвачен страшной эпидемией тифа. Госпитали были забиты главным образом тифозными больными. Все это не могло не отразиться на боеспособности наших войск».
12 февраля из Ростова в адрес В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, Л.Б. Красина от Я.Х. Петерса (полпред ВЧК на Северном Кавказе, комиссар Северо-Кавказской железной дороги) и Ю.В. Ломоносова (член ВСНХ) отправлена записка:
«ИЗ РОСТОВА, ЗАПИСКА.
12/ІІ-1920 г. 8 час. 45 мин.
Шифр
МОСКВА ЛЕНИНУ, ТРОЦКОМУ, ЦК РКП И КРАСИНУ.
Необходимо немедленно положить конец конфликту между восьмой и конной армиями, грозящему вооруженными столкновениями. Армия Буденнова разлагается с каждым днем: установлены грабежи, пьянство, пребывание в штабе подозрительных женщин, по слухам были случаи убийства наиболее сознательных товарищей. Буденный перестает считаться с кем-либо. Бесчинства, творимые им на жел[езной] дор[оге] совершенно невероятны: непрерывные захваты топлива, паровозов, вагонов экстренных поездов, расхищение трофейного имущества. За каждой частью следует хвост вагонов наполненных женщинами и награбленным имуществом. По заявлению тов. Миронова число таких вагонов около 120 на дивизии.
ПЕТЕРС. ЛОМОНОСОВ».
17 февраля В.И. Ленин, обеспокоенный положением дел в Конной армии, шлет телеграмму И. Смилге и Г. Орджоникидзе, назначенными в Реввоенсовет Кавказского фронта:
17 февраля 1920 г.
Все шифром
Смилге и Орджоникидзе
Крайне обеспокоен состоянием наших войск на Кавказ¬ском фронте, полным разложением у Буденного, ослабле¬нием всех наших войск, слабостью общего командования, распрей между армиями, усилением противника. Необходимо напрячь все силы и провести ряд экстренных мер с револю¬ционной энергией. Телеграфируйте подробно шифром, что именно предпринимаете.
Ленин»
В ответ Г. Орджоникидзе шлет телеграмму В. Ленину, которой успокаивает вождя, сообщая, что ничего страшного нет, что пьянство и грабежи у Буденного обыденная вещь и не стоит на это обращать внимание.
1920 года, 17 февраля, 20 ч[асов]. Ст[анция] Миллерово. Только вчера мы приехали в Миллерово, пробыв в пути 9 суток. Буденный приказ о переброске своих частей из района Ростова в район Великокняжеской выполнил беспрекословно. Наступая же, немного отклонился вправо от указанной линии наступления, что объяснял он необходимостью достать [фураж]. Мы с Тухачевским считаем, что крики о разложении в смысле потери боеспособности неосновательны. Пьянство и грабежи у них старое явление. Ночью едем со Смилгой на фронт и по приезде сообщим подробно. Противник за месяц нашей бездеятельности сильно усилился. В данный момент идет наступление наших армий. На правом фланге (участок 8-ой и 9-ой армий) - неудачно, главное направление участок 10-ой [армии] Буденного - удовлетворительно. Завтра, послезавтра решающие дни. 8-я и 9-я [армии] сильно потрепаны, отчасти неумелым руководством командармов, отчасти [из-за] допущенных организационных ошибок Шорина, не принявшего достаточно энергичных мер для своевременного пополнения дивизии. Оба командарма будут заменены. Объявлена мобилизация на участке Кав[казского] фронта. Думенко с корпуса будет снят. Слабость общего командования объясняется бывшей оторванностью штаба фронта от армии, надеюсь, теперь этого не будет.
Орджоникидзе».
А что в это время делалось в войсках Деникина? В зиму 1919-1920 годов Вооруженные Силы Юга России, понеся большие потери, как от неудач похода на Москву, так и от тифа, свирепствовавшего в войсках, оставались еще боеспособными. Добровольческая армия, которую возглавил А.П. Кутепов, после отставки П.Н. Врангеля, сократилась до корпуса и была переподчинена командующему Донской армией В.И. Сидорину.
Войска белой армии, откатываясь на юг, перейдя Дон, разрушили все переправы. В труде 1-я конная армия С.М. Буденный отметил: «Осталась в целости переправа у Ростовского железнодорожного моста - плавучий мост, который годен для переправы всех родов войск».
Участок фронта Батайск – Ольгинская оборонял добровольческий корпус Кутепова, не позволяя Красной армии переправиться через Дон.
20 февраля марковцы переправились через замерзший Дон у станицы Гниловской, внезапно ударили на красных и заняли город Ростов. Было взято 22 орудия, 163 пулемета, 6 бронепоездов и 4 тысячи пленных. В это же самое время Донской корпус ген. Гусельщикова, на путях к Новочеркасску, захватил станицу Аксайскую, взяв 15 орудий, 20 пулеметов, 2 тысячи пленных, двух начальников дивизий, штаб 13-й советской дивизии и полевой штаб 8-й армии.
В. Даватц, служивший на бронепоезде «На Москву», описывает свои впечатления от взятия Ростова: «Мы стояли на середине громадного железнодорожного моста через Дон. Громадные скрепы его железной арки, эта ажурная грандиозная ферма казалась на фоне темного неба одновременно и грандиознее, и ажурнее. Мы - в Ростове. Первая тяжелая задача выполнена. Армия доказала, что она может исполнять приказы вождей. Поезд дернулся и медленно, осторожно, как слепой, ощупывающий путь, пошел дальше.
Наконец - это было 9 февраля [по старому стилю] - я смог поехать в Ростов… Был яркий солнечный день, слегка морозный. И первое, что нам повстречалось, была старушка с корзиночкой в руках.
- Бабушка, дайте пирожка, проголодались, — сказал С., обращаясь к старушке.
- Родненькие, дорогие мои, берите, милые, берите, Господь вас благословит. Уж дождалась я светлого праздника, спасибо, Царица Небесная... Кушайте, солдатики, кушайте...
Я никогда в жизни не ел таких вкусных пирожков. Я шел, держа в руке пирожок и уплетая его. В душе моей все сияло. Встречались люди, незнакомые и чужие. И смотрели они такими восторженными глазами, что, казалось, нет такой жертвы, которую жаль было бы принести, - лишь бы испытать восторг этих чужих и близких глаз».
Восторг охватил воинов. Появилась надежда вновь вернуться в края, недавно оставленные. Однако этот большой успех на левом фланге Белой армии не восстановил тяжелое положение на правом.
Донская же армия, откатившись к реке Маныч, старалась закрепиться, прикрывшись рекой. В этих места уже бывали в Степном походе казаки в 1918 году под руководством генерала П.Х. Попова. Там спасались от красногвардейцев, захвативших Новочеркасск.
Вместе с Донской армией родные дома покидали и жители Дона. Десятки тысяч казачьих семей покидали свои станицы и хутора, оставляя все то, что невозможно было увезти или унести, с надеждой вновь вернуться. По дорогам тянулись сотни тысяч голов скота и овец, табуны лошадей и десятки тысяч подвод, нагруженных стариками, женщинами и детьми. Это было новое переселение народа в неизвестность, на неизбежные муки и страдания. Так было и ранее, когда уходили, спасаясь при нашествии татар, турок.
С деморализованными и утратившими порядок войсками, солдатами в лохмотьях, не желающих подчиняться офицерам, двигались объятые ужасом торговцы и крестьяне, старики, женщины и маленькие дети верхом на лохматых лошадях, с собой они тащили свои перины, кастрюли, сковородки.
Вместе с ними двигались дети степей – калмыки. Гнали лошадей, верблюдов, везли свои юрты. Верблюды, мерно покачиваясь, тащили арбы, загруженные скарбом. Рядом брели женщины с детьми на руках. Их повозки, запряженные лошадьми, волами, домашний скот брели вдоль железных дорог.
Оставить весь этот поток беженцев без внимания не могли грабители, в том числе и служивые. Все перемешалось, перепуталось. Больные и здоровые, молодые и старые, женщины и дети. Грабили беженцев, донское войско и кубанцы. П. Махров написал: «Взаимоотношения между казачеством донским и кубанским с каждым днем осложнялось. Кубанцы встречали донских беженцев враждебно и даже грабили донские войсковые склады. Как раз в день моего прибытия в Екатеринодар кубанцы громили интендантские склады на станции Малороссийская и в станице Архангельской. Дело дошло до того, что донцами был вызван бронепоезд, который открыл огонь по грабителям».
Хадлстон Уильямсон отмечал: «В тихих уголках солдаты даже стали объединяться с теми, кто грабил гражданское население, используя свое оружие, чтобы заставить людей отдать свои драгоценности или лишнюю одежду, а на станционных перронах на тачки для всеобщего обозрения укладывали тела детей, задушенных в этой давке при посадке на поезд, надеясь, что это поможет остановить панику… Мы проезжали мимо разбитых поездов и сгоревших станций – признаков недавних боев или кавалерийских рейдов. Условия становились кошмарными, так как повсюду свирепствовал тиф. На всех станциях и общественных зданиях виднелись объявления, набранные красной краской, призывающие к предосторожности, чтоб не заболеть, и подчеркивающие необходимость мыться и стирать одежду, но так как не было топлива, чтобы разогреть воду, это было слишком трудно, и условия для мытья толп беженцев были совершенно ничтожными. Никто не менял одежду, потому что большинство беженцев не имели смены белья, и все они сидели в своих купе в такой тесноте, что эта смена была просто бесполезной. Медицинское обслуживание отсутствовало, и вши кишели в деревянной обшивке вагонов, в потрепанном обмундировании и овчинных шубах крестьян. Болезнь распространялась, как лесной пожар, и целые составы с людьми погибли из-за отсутствия медицинской помощи или замерзли до смерти, потому что были слишком слабы, чтобы позаботиться о себе. Их замерзшие тела, твердые, как дрова, сбрасывали рядом с рельсами, стаскивали с них сапоги и одежду, которые лишь передавали болезнь здоровым людям, снявшим все это для себя… Мы все знали, что помещения в поездах, которые должны быть отведены раненым, иногда были заняты женщинами, не имевшими на это права, жившими в сравнительной роскоши под чьей-то генеральской протекцией, а в это время раненые солдаты тащились пешком. Целые поезда были заняты влиятельными офицерами, которым полагалось быть рядом со своими солдатами, а в это время больным и раненым офицерам в госпиталях отказывали в месте, а иногда и вообще бросали на растерзание наступающим красным. Один французский генерал назвал эти поезда «борделями на колесах».
Из родного дома уходит и Пантелей Прокофьевич отец Григория Мелехова героя романа М.А. Шолохова «Тихий Дон»: «На сходе татарцы решили выезжать всем хутором. Двое суток бабы пекли и жарили казакам на дорогу всякую снедь. Выезд назначен был на 12 декабря. С вечера Пантелей Прокофьевич уложил в сани сено и овес, а утром, чуть забрезжил рассвет, надел тулуп, подпоясался, заткнул за кушак голицы, помолился богу и распрощался с семьей. Вскоре огромный обоз потянулся из хутора на гору. Вышедшие на прогон бабы долго махали уезжавшим платками, а потом в степи поднялась поземка, и за снежной кипящей мглой не стало видно ни медленно взбиравшихся на гору подвод, ни шагавших рядом с ними казаков… На юг двигались все северные станицы Дона. Многочисленные обозы беженцев перевалили через железную дорогу Царицын - Лихая, приближались к Манычу».
Многие уходили, опасаясь за свою жизнь, помня, что творили красногвардейцы в 1918 году в их станицах. Опасались репрессий за восстание в начале 1919 года. Уходили мужчины, как молодые, так и старые. Они все считались врагами советской власти, особенно старики, которые стояли за старые порядки. Здесь действовал принцип - встречал хлебом солью белых генералов - враг, сын служил в белых войсках - враг, препятствовал уходу сына в Красную армию - враг.
А вокруг свирепствовал тиф. Люди умирали в дороге. Отступая, скончался и Пантелей Прокофьевич.
Раковский записал: «Дефекты лечебного и эвакуационного дела особенно остро ощущались в это время в прифронтовой полосе, в южных донских и северных кубанских станицах. Во время своих январских и февральских путешествий я наблюдал там прямо кошмарные картины. В особенности поразило меня то, что происходило в станице Мечетинской. Вот, например, как обрисовал мне положение в этом крупном фронтовом центре начальник местного гарнизона.
- У меня, - рассказывал он, - свыше шести тысяч тифозных. В каждом доме буквально несколько больных, вместе с которыми помещаются и здоровые. Кто к нам ни приедет - сейчас же заболевает тифом. В местных лазаретах творится нечто ужасное. Помещение рассчитано максимально на сто-двести человек, а там находится от тысячи до двух тысяч. Медицинского же персонала нет. Лежат все вповалку, как попало. Каждую ночь умирает в каждом лазарете человек по двадцать-тридцать. За отсутствием санитаров они лежат по нескольку дней, и больные, выходя на двор, вынуждены ступать по трупам. Воздух в лазаретах смрадный, и свежий человек долго не может войти в эти смертоносные дома. Вывезти больных некуда: везде то же самое. Все станицы переполнены, города также, да и перевозочных средств нет. В результате - население заражается почти поголовно. Скученные, заедаемые паразитами войска тают с невероятной быстротой. Творится нечто ужасное, не поддающееся описанию... И такие рассказы можно было слышать от всех, кто ездил по фронту. Уже не чувствовалось в этих рассказах возмущения, негодования. Апатия и фаталистическая покорность судьбе уже делали свою разрушительную работу...»
Но этот отход, несмотря на потери, по свидетельству А.И. Деникина, увеличил силу Донской армии и вернул уверенность и самообладание, а последовавшие успехи вернули и активность.
Вслед за уходящими казаками станицы занимала Красная армия. Тыл в армии отсутствовал, железные дороги были разрушены; между Красной армией и центром пролегал путь в 400 верст, что при разрушенном тыле затрудняло материально-техническое обеспечение войск. Красная армия оказалась на враждебной территории, была вынуждена жить реквизициями и грабежами, что озлобляло и без того враждебное к красным население.
В середине января красные перешли в наступление ударом в стык Добровольческой и Донской армии, перейдя Маныч, но были отбиты.
Командующий Донской армией ген. Сидорин, сосредоточив 6 конных дивизий, в 4-х дневных боях разбил ударную группу большевистской конницы, взял много пленных и всю артиллерию группы (один только 4-й Донской корпус ген. Павлова захватил 40 орудий). Красные бежали через Маныч, но перенесли удар еще восточнее на Тихорецкую силами 10-й и 1-й конных армий.
Зима в задонских степях в январе-феврале месяце отличалась неустойчивой погодой. Дни оттепели чередовались с морозными днями. Как отмечал корреспондент в стане белых Раковский: «Мороз иногда доходил до 30 градусов. В степях свирепствовали бураны. Армия страдала от недостатка теплой одежды. Усилия строевых начальников, настойчивые и весьма энергичные попытки поставлявших обмундирование англичан - все это не могло превозмочь тыловую разруху, и хотя в английское обмундирование был одет буквально весь Юг России, фронтовики оставались раздетыми и жестоко страдали от мороза, с проклятием вспоминая тех, кто преступно оставил противнику огромные склады с обмундированием».
Многие отмечали, что армию погубил тыл. Всю войну он был весел, беспечен, кутил. В тылу под офицерской формой нашли прибежище проходимцы, ловчилы, спекулянты. Все продавалось и менялось. Идти воевать страшно не хотелось. В январе 1920 года генерал Кельчевский, назначенный военным министром правительства Юга России, провел ревизию состава военного министерства. В министерстве оказалось более 1800 человек, без которых министерство могло вполне обходиться. Многие из них за все время службы не были даже на фронте.
Не меньше страдала и Красная армия. Бывало так, что командармы не знали положения дел. Тухачевский в беседе с Главкомом С. Каменевым не мог ответить, где находится одна из дивизий, для которой Главком направил транспорт с одеждой. Оказалось, что она была еще рядом с Луганском, двигалась эшелоном по железной дороге. Каменев отдал распоряжение остановить ее перемещение, одеть, когда прибудет транспорт, а затем отправить на фронт.
К середине марта войска Кавказского фронта проводят Егорлыкскую операцию.
Первоначально потерпев неудачу, советское командование сосредоточило на нижнем Маныче конную массу армий Буденного и Думенко и несколько пехотных дивизий. 27 января красная конница перешла Маныч, благодаря проведенной перегруппировке войск.
В противовес был направлен 4-й конный корпус ген. А.А. Павлова в 10-12 тысяч коней (в прошлом этим корпусом командовал К.К. Мамонтов).
Разбив дивизию Гая, генерал Павлов 4 февраля отдал приказ о наступлении на Торговую против конной армии Буденного.
Углубившись со своей группой (первоначально около 10 000 сабель) в открытую ледяную степь и при наступившем двадцатипятиградусном морозе и сильнейшем ветре потерял почти половину своего состава замерзшими, обмороженными (обморожение получил, в том числе, и сам Павлов; значительная часть замерзла насмерть во время перехода прямо в седлах), больными и отставшими. Из 12 тысяч бойцов в 4 конном корпусе осталось боеспособных 5500 человек. Боевой дух корпуса был подорван.
В результате атаки конной группы на станицу Торговая в ночь с 5 на 6 февраля были отбиты фланговым ударом 1-й конной армии (15 000 сабель) и генерал Павлов был вынужден отвести свою группу в район станицы Егорлыкской.
Художник Митрофан Греков запечатлел на полотне картину гибели конницы Павлова.
Голубинцев в своих воспоминаниях «Русская Вандея» написал: «В суровый мороз, около 26 градусов по Реомюру, конной группе генерала Павлова приказано было идти напрямик, без дорог, по компасу, по степи, покрытой толстым пластом снега, более чем на аршин глубиною, в направлении на Торговую. На протяжении около 30 верст не было ни одного населенного пункта, а между тем в нескольких верстах левее, по долине реки Маныча, шла дорога параллельно нашему направлению, по местности густо населенной, по которой несколько дней тому назад прошла 1-я Конная армия Буденного… Группа генерала Павлова во время 30-верстного перехода по степи, без дорог, была окончательно обморожена и, потеряв около 5000 человек из 12 000 обмороженными и замерзшими, атаковала ночью, в беспорядке, красных в районе Торговой у станции Шаблиевка самостоятельно и, не успев использовать внезапность и начальный успех, отошла в район Егорлыцкой, не сообщив даже о своем уходе генералу Голубинцеву».
Буденный отметил: «К 21 февраля обстановка на фронте Конармии и стрелковых дивизий 10-й армии сложилась следующая: Конная группа генерала Павлова, понесшая большие потери в боях и от сильных морозов, отошла на запад, в станицу Егорлыкскую, и прикрылась двумя бронепоездами. На главном операционном направлении Конной армии, вдоль железной дороги Торговая - Тихорецк, занимал оборону 1-й Кубанский пехотный корпус генерал-лейтенанта Крыжановского, расположившего свои части под прикрытием трех бронепоездов в Песчанокопском и Белой Глине. Восточнее корпуса Крыжановского, в районе Рассыпное, Жуковка, Латник, оборонялся 2-й Кубанский кавалерийский корпус генерала Науменко».
Было принято решение разгромить кубанские части по частям. Конная армия Буденного, выставив заслон против временно неспособной, из-за саморазгрома, конницы ген. Павлова, двинулась вдоль железной дороги Царицын - Тихорецкая, имея против себя лишь слабые части Кубанской армии. Сопротивление этих частей Кубанской армии, несмотря на проявленную большую доблесть, было сломлено. Геройски погиб весь штаб 1- го Кубанского корпуса. Командир корпуса ген. Крыжановский, по словам Буденного, застрелился.
В дальнейшем конная группа Павлова была усилена и наносила удары по частям конармии. Продвигаясь вперед, Конная армия на пути к Егорлыкской столкнулась со 2-м Донским корпусом, которым руководил Павлов. Как писал Буденный: «Пулеметные тачанки на карьере выскакивали на фланги и вперед и, развернувшись, с дистанции триста - четыреста метров поливали пулеметным огнем ошеломленных белогвардейцев».
В последующих боях конный корпус Павлова, еще недавно нанесший урон дивизиям красных, был полностью разгромлен и прекратил свое существование. Главная ударная сила белых войск - конница - потеряла боеспособность.
1 марта в начавшуюся распутицу начался бой за саму станицу Егорлыкскую.
В книге «Пройденный путь» С.М. Буденный писал: «Противник продолжал оказывать упорное сопротивление, отчаянно цепляясь за каждый дом, за каждый сарай станицы. Многие улицы белогвардейцы забаррикадировали повозками, плугами, бочками, бревнами, санями и отчаянно отбивались. По всей станице шел ожесточенный кровопролитный бой. Лишь во второй половине ночи белогвардейцы были выбиты из Егорлыкской и наши части полностью овладели станицей… По сути дела сражение под Егорлыкской было завершающей операцией по ликвидации деникинщины».
Взяв станицу Егорлыкскую, Красная армия прекратила преследование неприятеля. Нужно было дать отдых бойцам, подтянуть отставшие тылы, пополнить материальные запасы, сдать пленных или обратить их в бойцов Красной армии.
После этого Буденный и Ворошилов отправились в Ростов с докладом о положении дел и заодно представиться командующему фронтом М.Н. Тухачевскому: «Меня удивила молодость командующего фронтом. На вид ему было не более двадцати пяти лет. Он держал себя солидно и даже грозно, но чувствовалось, что это у него напускное, а на самом деле он просто молодой человек, красивый, румяный, который не привык еще к своему высокому положению». В дальнейшем 1 Конная армия имела общую задачу в направлении на Майкоп и Грозный.
Неудача правого фланга Белых войск и выход больших масс красной конницы в тыл обозначили надвинувшуюся катастрофу. 1 марта был вновь оставлен Ростов и начат общий отход Белого фронта, вскоре обратившийся в поток вооруженных отрядов, обозов и огромных беженских таборов в направлении на Екатеринодар - Новороссийск. Красная армия смогла продвинуться на 100-110 км.
Впереди оставалась последняя преграда река Кубань. Однако к организованному сопротивлению белые войска были не готовы. Усилились дезертирство, сдача в плен. Как ранее отмечалось, кубанцы, называемые донцами «хохлами», донцов встречали враждебно.
Белой армией прилагались большие усилия, чтобы закрепиться на естественных рубежах перед Екатеринодаром, реках Лаба, Кубань, Ея.
На этом остановимся. Продолжение следует.
Фотографии и другой изобразительный материал из общедоступных источников.
Ю. Парамонов
|
