Гражданская война. 1919 год. Новочеркасск, ноябрь-декабрь
Уже к середине октября положение белой армии осложнилось. К концу лета белые войска были близки к Москве. В белом стане ликовали. За бутылкой вина звучал тост: «На Москву!»
В войсках эйфория. Вот уже скоро будет Москва, а там и конец войне, награды, почет и уважение. Заказывались новые мундиры. Обещаны призы полку, вошедшему первым в Москву. Газеты пишут о панике среди руководства Советской России. Идет, якобы, подготовка к их бегству. Особенно во всех сообщениях популярен Бронштейн-Троцкий. Скоро падут Петроград и Москва. Газеты пишут о восстаниях против большевиков в различных местах России, много сообщений о массовом дезертирстве - воевать некому.
Но с середины октября, как-то тон сообщений стал меняться. Офицер английской военной миссии на юге России Уильямсон писал: «С дальнего левого фланга Донской армии все доносились тревожные слухи о мощном наступлении большевиков, которое развивалось в районах, где Добровольческая армия соединилась с Донской армией возле Валуек. Знаменитый командир большевистской кавалерии Буденный упорно пробивался на юг, и, если он вклинится между Добровольческой армией и казаками, ситуация станет угрожающей. Мы много слышали о Буденном и видели его фотографии. Это был высокий, стройного телосложения мужчина с грубым лицом и усами, похожими на конский хвост. Он был в царской кавалерии с 1903 г. и прошел с наградами Русско-японскую и мировую войны. Он был продуктом санкт-петербургской школы верховой езды, великолепным всадником и крайне беспощадным; это был человек, которого следовало опасаться - что было видно по лицам людей, окружавших меня».
 Слева направо: С.К. Тимошенко, С.М. Буденный, К.Е. Ворошилов
С.М. Буденный в своих мемуарах «Пройденный путь» писал: «Обычно белые отходили рассредоточенно, сдерживая наши передовые части ружейно-пулеметным огнем. Но как только основные силы Конного корпуса развертывались для атаки, противник быстро свертывался в колонны и отходил под прикрытием арьергардов. Не оказывая серьезного сопротивления, белые вместе с тем стремились отходить более или менее организованно, сохраняя свои силы».
Военный прокурор Донского войска И.М. Калинин отметил: «Летние успехи шли насмарку. Неприятель, прорвав центр белого фронта, окончательно разрывал его на две половины, западную и восточную, и, видимо, собирался бить по частям.
- Май-Маевский пропил Харьков, - не шептали, а орали везде.
Харьковские беженцы привозили с собой в тыл очень мало имущества, но зато целые короба рассказов о порядках, которые ввела Доброволия на Украине, и о поведении самого главы края. Его деятельность порицали даже самые верноподданные. Деникин поспешил сменить командарма. В приказе он писал, что Май-Маевский сам просил вручить Добровольческую армию лицу, имеющему больше опыта в командовании конными массами, которые предполагалось бросить против Буденного. Такое лицо Деникин усмотрел в бароне Врангеле».
В конце ноября Врангель вступил в командование Добровольческими войсками. Командование Кавказской армией у Царицына принял генерал Постовский.
В тылу белых войск назревал развал. Расцветали коррупция и спекуляция. Введенная свободная торговля оборачивалась воровством. Причем барыши большинство предпринимателей и торговцев старались тут же «увести» за границу. Главком Деникин отмечает, что в тылу царят кутежи, пьянство и оргии. О том, что они царили, писали газеты. В Новочеркасске обер-офицер 3-го Донского казачьего полка И.Г. Лемешов, пьянствуя в ресторане «Кахетия» (Платовский проспект, 60), утратил 72 тыс. казенных руб., выданных ему интендантством полка для оплаты за картофель. Так что полк остался и без денег и без картофеля. И таких случаев было немало. О распущенности личного состава свидетельствовал и факт, упомянутый в приказе начальника гарнизона Усть-Медведицкой станицы.
Постоянный обозреватель новочеркасской газеты «Донские ведомости» Сисой К. Бородин отметил, что если ранее была надежда закончить войну в 1919 г., то теперь говорить об этом нет смысла. Война затягивается, и неизвестно, когда закончится. В белой армии процветают грабежи, спекуляция. Царит узкоклассовая пропаганда и агитация. Утрачены чувства общего в пользу личного, уклонение от долга по корысти и трусости становится нормой жизни. Везде общий упадок производительной энергии, леность, страсть к наслаждениям. Грабят в тылу и на фронте. Одни грабят, другие проходят мимо. Спекулируют все, кто от нужды, а кто получить прибыль, посидеть в ресторане с бутылочкой. Спекулируют старые и малые, мужчины и женщины. Спекулируют и «бабы кривянские», берущие последний грош с раненого офицера, но все кричат, когда война закончится? Так реагировал обозреватель на дела в столице Донской области.
Войсковой Круг Всевеликого Войска Донского выносит вопрос о спекуляции на одно из заседаний Круга. Но, кроме разговоров, никаких конкретных мер принято не было. Поступали предложения от широкого применения правительственных закупок товаров, широкого развития кооперации до ужесточения уголовного наказания. В целях борьбы со спекуляцией управляющий отделом внутренних дел издает приказ о запрете перекупки товаров.
Кавказская армия в бытность командования Врангелем остро нуждалась в пополнении по призыву казаков с Кубани. Но Кубанская краевая рада выступала за автономию Кубани, отделения от России. Краевая рада призывала кубанских казаков к уходу с фронта, звала вернуться на Кубань. Уговоры и увещевания краевой рады не заниматься этим, со стороны белого командования успеха не имели. Еще в октябре Врангель был приглашен на заседание Кубанской краевой рады для решения вопроса призыва. Но он послал телеграмму войсковому атаману Филимонову, в которой заявил, что не посетит краевую раду, в которой сидят лица, оскорблявшие старших воинских начальников, а также присутствие в зале рады лиц, преданных Главнокомандующим военно-полевому суду. Только к середине ноября конфликт был устранен, когда некоторые члены рады были арестованы, а другие, преданные суду, бежали.
В Новочеркасске среди населения широкое распространение получают анонимные доносы. Их было столько, что полковник Бородин, начальник войскового штаба, вынужден был поместить соответствующее объявление.
Проходившие бои, несмотря на жестокость по отношению к пленным, пополняло их ряды в Области Войска Донского. К осени, в связи с распространением заболеваний сыпным тифом, Постановлением Совета управляющих отделами было решено закрыть лагерь военнопленных в Азове и начать их прием в станицах Обливской и Каменской. Прибывающих пленных сортировали: больных - в лазареты, здоровых - в лагерь. Для разгрузки лагерей было решено перераспределять военнопленных среди населения. Прием военнопленных населением стали считать обязательной повинностью. Население на военнопленных получает кормовой оклад по 15 руб. в сутки, за что обязуются кормить военнопленных, одевать и обувать. Определено, заболевших военнопленных лечить за счет средств станиц, работающих на предприятиях - за счет предприятия.
Несмотря на все трудности, продолжаются выступления театральных трупп в зимнем театре Бабенко и военной труппы в зимнем городском театре. В театре Бабенко выступает сказительница русских былин, сказок и песен Любовь Никитична Столица (урожденная Ершова; 17 (29) июня 1884, Москва - 12 февраля 1934, София) - русская поэтесса, прозаик и драматург.
Любовь Столица, Любовь Столица,
О ком я думал, о ком гадал.
Она как демон, она как львица,-
Но лик невинен и зорьно ал.
В конце 1918 года Столица с мужем и сыном уехала на юг страны. Проведя два года на «белом» Юге, в Ростове-на-Дону и Ялте, она в 1920 г. эмигрировала в Салоники, а в сентябре 1921 года в Болгарию. Умерла в Софии от сердечного приступа.
Ее стихи в интернете
В доме офицерского собрания устраивается концерт с танцами.
Осенние холода разутую и раздетую армию ставят в крайне тяжелое положение. Такая армия долго продержаться не могла. Фотографы британской военной миссии запечатлели казаков 1-го Донского корпуса.
Казаки изнурены, одеты, кто во что горазд. Большой Войсковой Круг обращается ко всему населению Всевеликого Войска Донского с просьбой откликнуться на нужды фронта.
Проводится мобилизация лошадей и пароконных повозок. Идет мобилизация мужской теплой одежды, суконного обмундирования и материала для их пошива. Предписано, что каждый домовладелец и снимающий квартиру обязан сдать на нужды армии.
В середине ноября выходит приказ о предании военно-полевому суду казаков, уклоняющихся от военного долга путем замены добротного казенного обмундирования на отрепье.
27 ноября выходит приказ о призыве в армию казаков 1901 года рождения. Призываемые должны явиться на освидетельствование к окружным атаманам по месту жительства в собственном теплом обмундировании (допускается неказенного образца), в исправных сапогах и с бельем. Денежную компенсацию за свою одежду обещано выдать позже. Призыву подлежали также и все учащиеся этого же года рождения.
В середине ноября выходит приказ Донского атамана об отмене приказа о замене назначаемой военно-полевым судом смертной казни женщинам работами. Согласно приказу, впредь применять смертную казнь к женщинам, осужденным военно-полевыми судами.
В связи с приближением Рождества, супруга Донского атамана Н.А. Богаевская выступает с воззванием к населению о внесении пожертвований на нужды армии.
Декабрь месяц начался холодами. Уильямсон отметил: «Улицы покрылись толстым слоем льда, было трудно дышать, меховые кепи, которые мы носили, серебрились слоем инея, а затвердевшие усы щекотали лицо. Было так холодно, что казаки обматывали стремена тканью, чтобы не обморозить ноги. Сани заменили собой дрожки, колокола звонили с весельем, странным при наличии мрачных вестей, а улицы изобиловали горами затвердевшего снега, сваленного на перекрестках. Сырой холод октября и ноября уступил место настоящей русской зиме, и, несмотря на бодрящую атмосферу и все еще энергичный оптимизм большинства персонала Донской армии, замечался упадок боевого духа у нижних чинов и апатия у населения в целом. По унылому и весьма подавленному тону разговоров на любом русском собрании легко было заметить, что люди стали задумываться, что же будет дальше. В эти дни уже редко слышалось «На Москву!», а все разговоры о взятии столицы к Рождеству прекратились».
Генералы Сидорин и Богаевский на страницах газет выступают с утешительными комментариями о положении на фронте. Говоря, что идет передислокация частей армии согласно стратегическому плану, и совсем скоро начнется новое наступление. Богаевский в приказах грозит военно-полевым судом лицам, распространяющим «лживые слухи» о положении на фронте.
6 декабря в офицерском собрании, как писалось, кто-то по ошибке прихватил папаху майора Уильямсона.
10 декабря состоялся вынос его тела из дома №7 по улице Ямской на отпевание в кафедральный собор.
В Донских ведомостях вышла статья о похоронах Семилетова.
На смерть Семилетова даже появилось стихотворение местного поэта.
К десятым числам декабря появляются сообщения о намечающемся переломе в ходе боевых действий в пользу белых войск.
Но это только иллюзия. К середине декабря по Дону заняты станицы Трех-Островянская, Сиротинская, Усть-Медведицкая. Оставлен Калединск (Миллерово).
Явно проявляется нежелание в белых войсках воевать. Теплилась надежда, что Донская армия будет отчаянно биться за родные станицы и хутора. Но этого нет. Хотя еще и слышно: «Помрем, но не отдадим Дона!». Но процветает дезертирство. Армия медленно откатывалась к югу. Казаки не желают воевать. Об этом свидетельствует изданный Донским атаманом приказ от 18 декабря 1919 года.
Но иногда случались вспышки отчаянной борьбы. В оперативной сводке штаба Донской армии 22 декабря появилось сообщение об успехе частей генерала Мамонтова в районе Провальского завода.
Линия фронта гражданской войны все ближе и ближе приближалась к казачьей столице.
Донское правительство принимало меры необходимые в случае оставления города: был составлен план эвакуации, определены кубанские станицы, куда должны были переехать донские учреждения.
14 декабря Донской атаман издает приказ о подготовке к обороне Новочеркасска и его района. Общим руководителем назначен генерал от кавалерии П.Х. Попов. Создаются дружины самообороны.
18 декабря появляется сообщение от Донского атамана, в котором он извещает, что никуда уезжать не собирается.
В печати появляются ободряющие сообщения о том, что Ростов и Новочеркасск не будут сданы. В районе этих городов войска буду держаться до последней возможности, стараясь выиграть время, необходимое для прибытия на помощь болгарских корпусов, совместно с которыми войска нанесут смертельный удар Красной армии. Как все это призрачно, неправдоподобно.
Как писал Уильямсон: «А тем временем эвакуация Новочеркасска уже представлялась не только неизбежной, но и близкой. Штаб превратился в свалку макулатуры, всюду горели костры, уничтожались документы. То и дело появлялся какой-нибудь верховой, тащившийся на лошади без стремян, либо проносилась какая-нибудь машина с двумя-тремя жуткого вида офицерами в занесенной снегом одежде. Беженцы готовились к следующему переходу и укладывали свои скромные пожитки в узлы и потрепанные чемоданы».
21 декабря выходит приказ Донского атамана о переезде правительства Всевеликого Войска Донского в Задонье.
По разному писали, как прошел уход войск из Новочеркасска. Корреспондент в белых войсках Г.Н. Раковский в своих воспоминаниях писал: «…Рождественскую ночь войска провели под Новочеркасском [с 24 на 25 декабря по ст. стилю]. Казалось, что вся обстановка складывается в пользу донцов… Все офицеры и генералы в один голос говорили о бодром, уверенном настроении донцов. В атаманском дворце я встретил председателя Донского войскового Круга Харламова, который вместе с командующим Донской армией генералом Сидориным только что вернулся после посещения частей корпуса генерала Мамонтова. Его общий вывод сводился к тому, что как командный состав, так и простые казаки настроены великолепно и готовы двинуться в бой, куда нужно, куда прикажут. С утра в первый день Рождества на подступах к Новочеркасску начался решительный бой. В городе было тихо и безлюдно. Изредка по улицам проезжали конные казаки, двигались какие-то пешие команды. Проходит час, другой. Грохот орудийных выстрелов становится все слышнее и слышнее. В городе по-прежнему было спокойно. С крыши здания войскового штаба я наблюдал за ходом происходившего вдали на буграх боя.
 Здание войскового штаба
Обстановка казалась неясной. Стоявший возле меня инспектор донской артиллерии Майдель недовольно покачал головой.
- Наши отходят, - заметил он.
Вдали чуть-чуть видны были черные точки, темные пятна и линии: то наши и неприятельские части маневрировали и наступали друг на друга... В полевом штабе командующего царило выжидательное настроение. Проходит час, другой... Грохот орудийных выстрелов приближался. В сердце начинали закрадываться тревога и беспокойство. Настроение быстро понижалось.
- Сбили с бугров. - Эти роковые слова, кем-то произнесенные, в одно мгновение облетели всех.
К трем часам дня как-то сразу стало ясно, что наступает критический момент боя. В Новочеркасске начиналась сумятица. Заметались отдельные всадники и беженцы. Выстрелы раздавались уже под самым городом. По улицам быстро проходили обозы. Возле атаманского дворца спешно строились конвойные сотни. Через Новочеркасск в образцовом порядке, порою с ПЕСНЯМИ проходили уже и строевые части. Происходило что-то непонятное, необъяснимое... Сил, казалось, было более чем достаточно. Настроение войск было великолепное. И вдруг... столица Дона, колыбель Добровольческой армии, «змеиное гнездо контрреволюции», по выражению большевиков, город Новочеркасск оставлялся донцами, можно сказать, без упорного, кровавого, беспощадного боя, к которому, по-видимому, войска были вполне готовы. Уже над городом начинали рваться шрапнели. Все заторопились. Вечерело. Войска и беженцы спускаются вниз, проходят через балку и направляются на Аксай».
Исход из Новочеркасска описал и И.М. Калинин: «21 декабря мы уложили свои крошечные тючки на телеги и ждали сигнала к выступлению. Погода несколько изменилась. Таяло.
- Будет «оплаканное»[Мокрое] Рождество! — предполагали казаки.
На замусоренных и загаженных улицах зачернели лужи. Днем я прошелся по Платовскому проспекту в направлении базара. Там уже всевеликое добывало зипуны. Толпа казаков, большею частью без погон, разносила деревянные ларьки и расхищала фрукты и сласти. Напротив громили бакалейно-гастрономический магазин. Рамы уже были высажены. Пьяная орда хозяйничала внутри. Порой через окна летели на улицу то ящик с мылом, то шпагат, то еще какой-нибудь товар. Все это спешно подбирали мальчишки или оборванцы, о присутствии которых в чиновном Новочеркасске я и не предполагал. Казаки, видимо, искали спиртного. Мыло и прочая дребедень их не интересовали.
- Партизаны, за мной! - вдруг раздался молодой, пьяный голос. На улице гарцует юный сотник, находившийся в состоянии, которое зовется «еле можахом». В правой руке у него обнаженная шашка, которой он размахивал, точно с кем-то сражался. Часть пеших громил, толпившихся у дверей магазина, кинулась за сотником. В городе еще существовала власть. Начальник гарнизона ген. Яковлев, узнав о погромах, двинул на базар броневик с вооруженной командой. Хулиганов разогнали. Приказ по гарнизону от 23 декабря за № 224 лаконически извещал: «Сего числа повешен бывший сотник Ежов за вооруженный грабеж в г. Новочеркасске». Город загромождался все более и более, превращаясь в цыганский табор. На улицах разводили костры. Во дворах учреждений жгли ненужные канцелярские бумаги. Наш военный суд оставил решительно все дела в шкафах, не имея возможности что-либо вывезти.
Распоряжения о выступлении все еще не приходило. Ночь на 22-е провели в полной походной готовности.
Настало утро, а за ним день, но только по названию. Тоскливая мгла висела над площадями, улицами, садами, и казалось, что без конца тянется утренний рассвет. Погода вполне соответствовала мрачному настроению уходящих.
После полудня обоз войскового штаба, к которому придали и наш, стал вытягиваться в колонну перед величественным новочеркасским собором. Гигантская фигура Ермака с недоумением рассматривала эти приготовления к великому исходу. Обоз медленно потащился по Ермаковскому проспекту. Подвод не хватало. Многие двинулись по способу пешего хождения. Только женщины и старики забрались поверх вещей.
Ехали и шли тихо, без шуму и гаму, словно воры, чтобы не потревожить обывателей. Всевеликое войско Донское, в лице своего старейшего учреждения - войскового штаба, уходило из стольного города в задонские степи.
Момент был грустный и трогательный. Но за время двухдневного пребывания на улице, в походной обстановке, публика уже успела одервенеть. Из наших лишь генерал Л-в, сидя на телеге, плакал. Плакал не от обиды за судьбы своего казачьего отечества, не от горечи за несбывшуюся белую мечту, а оттого, что забыл уложить в свою корзину «Протоколы сионских мудрецов». Едва выбрались за город, как нас обвеяло ветром, и посыпал в лицо пушистый снег».
А это Уильямсон: «Сидорин уже отошел со своим штабом в Персиановку, симпатичное маленькое село в 10 милях к северу от Новочеркасска, состоявшее в основном из небольших деревянных домиков, принадлежавших горожанам, – летних дач. Разбитые воинские части уже брели через город. Первыми появились поезда со множеством раненых, жалких и трясущихся на соломе, окровавленной от их ран; потом – верховые, ссутулившиеся, с опущенной головой, на плечи наброшены мешки, старые пальто, платки – все, что могло удержать тепло; потом побрела сквозь снег несчастная пехота, лица солдат посерели от усталости. И наконец, беженцы, молчаливые, изнуренные, большинство из них едва держались на ногах и умирали с голода, толкая телеги, на которых были узлы или дети, рядом – беспорядочные группы в повозках, которые тянули истощенные и спотыкающиеся лошади.
Начались грабежи, кто-то бил окна пустых домов, выламывал двери, крушил мебель, взламывал сундуки, а вдоль дорог валялась домашняя утварь и различное имущество. Повсюду в округе вспыхивали пожары, а улицы были забиты людьми, стремившимися на юг. Возле штаба кто-то грузил телеграфную аппаратуру на занесенные снегом грузовики, и люди умоляли солдат забрать их с собой. Но ни у кого не было времени, кроме как на свои собственные дела, и на эти призывы ответа не последовало.
Через город текла хаотичная колонна из всех видов транспорта, в которой смешались и беженцы, и вооруженные, и невооруженные солдаты. Станция была забита охваченными паникой людьми и военными автомобилями, которые как очумевшие на бешеной скорости проносились мимо. Продолжали появляться деморализованные и утратившие порядок войска, солдаты в лохмотьях, не желающие подчиняться своим офицерам, а за ними последовали объятые ужасом торговцы и крестьяне, старики, женщины и маленькие дети верхом на лохматых лошадях, с собой они тащили свои перины, кастрюли и сковородки. Похоже, они знали, что мы уходим, и не стеснялись продемонстрировать свое отвращение. Вокзал превратился в преисподнюю грохота, и мы то и дело видели на удалении вспышки насилия и пожары».
Говорить о том, что, войска покидали Новочеркасск, по словам Раковского, с песнями, никак не верится.
Девятая Красная Армия под командованием А.К. Степина, член РВС Н.А. Анисимов, начальник штаба А.А. Душкевич (выпускник Николаевской Академии Генерального Штаба) подошла к Новочеркасску. Реввоенсовет Южного фронта приказал занять город Второму сводному корпусу под командованием Б.М. Думенко. В Новочеркасск Б.М. Думенко вступил на Рождество Христово - 25 декабря 1919 года (7 января 1920 г. н. ст.). Красные конники вошли в город со стороны Хотунка по Санкт-Петербургскому (ныне Герцена) проспекту.
Печальная судьба постигла тех, кто брал Новочеркасск. Командующий армией Артур Карлович Степинь скончался от тифа в феврале 1920 года; член РВС Николай Андреевич Анисимов заболел тифом и скончался в Новочеркасске 25 января 1920 года (по н.ст.); начальник штаба Александр Александрович Душкевич расстрелян в 1938 году; командир корпуса Борис Мокеевич Думенко, практически со всем своим штабом 11 мая 1920 года (по н.ст.) расстрелян в Ростове.
На этом остановимся. Все даты по старому стилю.
Фотографии и другой изобразительный материал из общедоступных источников.
Ю. Парамонов
|
|
Категория: Заметки дилетанта | Добавил: vonomarap (11.04.2021) |
| Просмотров: 632
| Рейтинг: 5.0/1 |
|
